Комсомольская летопись эпохи

Как молоды мы были, как верили в себя…

Из геометров – в журналистику
В газету «Ленинская смена» я попала и случайно, и закономерно. Мой отец – Мананников Борис Николаевич в конце 50-х годов работал в газете «Алма-Атинская правда». Когда я заканчивала школу, идти на факультет журналистики отговаривал: «Если будешь писать, то в конце концов в газету придешь, а быть плохим журналистом так же, как и плохим актером – стыдно».
Так я закончила механико-математический факультет КазГУ, поехала по распределению работать в сельскую школу и даже успела поступить в аспирантуру на кафедру высшей геометрии.
Уже будучи в аспирантуре, начала писать в «ЛС» заметки «из жизни сельской школы». Они вызывали интерес и у читателей, и у сотрудников газеты: Надо же, сельская учительница, из глубинки, а так пишет!», хотя, конечно же, «учительницей из глубинки» аспирантку главного университета республики можно было назвать с большой натяжкой.
Возможно, я так бы и посвятим себя математическому поприщу, но Галя Чумакова – заведующая отделом учащейся молодежи "Ленинской смены" - неожиданно предложила: «Почему бы тебе не прийти к нам?". Я удивилась: "Я же в аспирантуре учусь!", но мысль эта в голову мне запала, и в конце концов в соревновании «газета-математика" победила газета. Я поняла: мой час пробил.
О том, что пришла в "Ленинскую смену», я никогда, ни секунды не жалела, проработала в ней 11 лет и об этих годах вспоминаю с удовольствием.
...Перебираю вырезки из газет, жутко сказать, уже 20-35-летней давности и удивляюсь: мир сегодня стал совсем другим. Тогда на видном месте в молодежке были социалистическое соревнование, комсомольско-молодежные коллективы, "отчеты и выборы в комсомоле", сквозные бригады отличного качества, комсомольская учеба и забытая ныне рубрика "Резонанс"
Я знаю людей, которые проработали долго в комсомоле, причем на довольно высоких постах, и которые сейчас говорят об этом с презрением: зашоренность, никакой свободы, дутая идеология... Думаю, заявить сейчас так обо всем комсомоле это значит плюнуть в собственную душу, зачеркнуть собственную жизнь, а я этого сделать не могу. Положа руку на сердце могу сказать – какое бы тысячелетие на дворе ни стояло, все зависит от личности человека, от его порядочности, совести, ума. И комсомол был всякий, и люди в нем работали разные. Были в нем чиновники, карьеристы, а были энтузиасты, патриоты, бессребреники – люди идеи.
Поэма о ребячьих комиссарах
Я проработала несколько лет в отделе учащейся молодежи. Мы выпускали полосу для старшеклассников "Горизонт", получали много писем со всей республики. Сейчас столько люди в газеты не пишут. То ли конверты стали дорогие, то ли газеты не те... Каждое лето – командировки по студенческим строительным отрядам, пионерским лагерям. Моя любимая тема с тех времен – педагоги-энтузиасты, работающие с детьми, "ребячьи комиссары", как их тогда называли с легкой руки журналистов «Комсомолки».
Мы в буквальном смысле вытаскивали детские клубы из старых подвалов, приводили "комиссаров" в райкомы и горкомы комсомола, просили комсомольских ребят оказывать им помощь. Как травило, хоть и с трудом, но это получалось. Газета пользовалась авторитетом. Так на много лет я подружилась с Володей Исаевым – руководителем детского клуба "Океан» из города Рудного. Говорят, он до сих пор там, на своем посту, но путь из Рудного в Алматы теперь стал гораздо длиннее, чем когда-то в Алма-Ату.
Как всегда, были проблемы с сельской школой. Там остро не хватало преподавателей, бывало, предметы вели случайные люди. Помню, к нам пришло анекдотическое письмо из глубинки Восточного Казахстана. Писал мальчик. Учитель на уроке исчертил всю доску, решая какую-то задачу, а когда ученик поднял руку и спросил, откуда взялся корень квадратный, ответил: "А тебе какое дело?".
Вплотную мы работали с ребятами из отдела учащейся молодежи ЦК комсомола. Тогда первым секретарем был Закаш Камалиденов, и его приятному баску подражали все работники ЦК. Вспоминаю Виктора Францевича Обуховича, Валю Ушакову, Витю Шульгу, Таню Басс... Насколько мне помнится, тогда в ЦК партии смотрели на ленсменовцев более снисходительно, чем на серьезных партийных журналистов: "Молодые, что с них возьмешь". Хотя за ошибками и опечатками следили тщательно. Особенно страшно было ошибаться в серьезных идеологических вопросах, на первой полосе. Не дай Бог, скажем, в рубрике "Обсуждаем Конституцию" выпустить букву "б".
Тында, Чара, Икабья…
Года через два работы в газете наш редактор Федор Федорович Игнатов неожиданно предложил мне заведовать отделом рабочей молодежи. Тема эта была для меня абсолютно новой, я с увлечением за нее взялась и надеюсь, что все у меня получилось. Благодаря отделу рабочей молодежи сильно расширился мой кругозор. Я побывала не только практически на всех крупных предприятиях республики, но и поездила по Союзу: Челябинск, Горький, Москва, Ижевск, Гагарин, Старый Оскол, БАМ...
Помню, как в Чару, где работал "КазахБАМстрой", я приехала уже, так сказать, "под занавес" ударной комсомольской стройки. (Главным летописцем БАМа, когда он только начинался, у нас был Сережа Борисов.) Прилетела на маленьком самолетике в Старую Чару под вечер, а там, как назло, разлилась река, и в Новую Чару, где расположился «КазахБАМстрой», можно было только добраться на небольшой лодчонке. Что только я не пережила, одна среди тайги, когда наконец попала к своим, как здесь говорили, казахам, прямо в объятия секретаря парторганизации. Наконец-то дома! Встреч на БАМе было много. Однажды надо мной подшутили. Один из водителей спрашивает: "Хочешь поехать посмотреть место, где уже есть железная дорога?". Я, конечно, с восторгом согласилась. Оказалось, что это 200 км туда и сразу же 200 обратно по тайге, по бездорожью... В общем, я вернулась в свою деревянную гостиницу-теремок никакая и сразу же заснула мертвым сном.
Тогда на БАМе уже был не тот энтузиазм, комсомольцы пели частушку:
Тында, Черв, Икабья,
Голубые дали.
Обещали до хрена,
Ничего не дали...
Но все же не эта частушка, на мой взгляд, характеризовала то время, тех людей, тот БАМ... Во всяком случае, когда я приехала из командировки, то сочинила для себя (я не поэт) вполне искренне другое стихотворение:
Леприндо, Одондо, Ииабья,
Куанда – поселки на БАМе.

В жизни счастье с бедой
попопам, пополам,
Каждый день марш-бросок
по горам, по долам.
Упаду-поднимусь.
Что ж, покат белый свет.
Но с пути не собьюсь.
Вам раскрою секрет.
Нам молитву, твержу
заклинанья-слова:
Леприндо, Олондо, Икабья, Куанда.
Если друг мой предаст,
буря грянет в лицо
И почудится вдруг:
в мире стало темно,
Я сожму кулаки: я жива, я жива.
Леприндо, Олондо, Икабья,
Куанда...
...В то время – а это был конец 70-х годов – комсомольская газета пропагандировала сквозные бригады отличного качества. Комсомольцы, объединившись в такие бригады, на всех этапах изготовления продукции – от сбора хлопка до конечного изделия, к примеру, рубашки – должны были в результате выдать изделие со знаком качества. Из сегодняшнего далека я думаю, что идея сквозных бригад была, в общем, идеалистическая, хотя мы были искренне уверены, что качество товара таким образом повысить было можно. Вот сейчас передо мной лежит материал с "круглым столом", в котором принимают участие заместитель министра легкой промышленности, директора "Первомайки", фирмы им. Дзержинского, АХБК, "Детского мира", комсомольские вожаки этих предприятий... Кажется, совсем другая жизнь это была. Хорошая или плохая – рассудит время. Во всяком случае, тогда и АХБК, и "Первомайка", и «Дзержинка» работали и выпускали продукцию. А их директора с удовольствием участвовали в «круглых столах» молодежной газеты.
Вовсю тогда мы описывали работы «комсомольских прожектористов». Как-то прибегает в редакцию корреспондент Галя Галкина – она тогда работала со мной в отделе – и говорит: "Люда, иду я вечером мимо кондитерской фабрики, и мне на голову падает... шоколад". И показывает мне сверток эдак килограмма на три. Как мы поняли, какой-то воришка из окна фабрики выбросил "сверточек" для своего человека, просчитался, попал в нашу Галю. Мы немедленно в газете рассказали об этом случае, положили шоколад в редакционный холодильник и пригласили членов "Комсомольского прожектора" кондитерской фабрики зайти к нам в редакцию, забрать сверток. "Прожектористов" мы не дождались, а когда через некоторое время заглянули в холодильник, то не увидели там и свертка. Скорее всего, выпили, а затем закусили шоколадом свои...
В 1979 году мне надоело сидеть в Алма-Ате и я решила податься в собкоры. Год проработала в Кустанае, а потом переехала на "передовой рубеж" в Павлодар – меня назначили собкором по Павлодарской и Целиноградской областям.
Первый секретарь Павлодарского обкома комсомола М.К. посмотрел на меня с опасением, словно ждал чего-то опасного: "Собкора берем, как жену берем...". Позднее выяснилось, что он не ошибся. Наши понятия о том, каким должен быть собкор, с первым секретарем кардинально расходились. Он представлял меня как бы в роли инструктора своего обкома, который безмолвно выполняет все его просьбы, согласовывает с ним все материалы, пишет за работников обкома статьи в разные печатные органы, желательно центральные, и, конечно же, освещает комсомольскую жизнь Павлодарской области только с положительной стороны. Я же врать не умела, писала то, что видела, и, конечно же, по мнению М.К, а значит, и бюро обкома, "чернила Павлодарскую область". Я подробно рассказывала об общежитиях – часто без света и воды, в которых жили комсомольцы, о том, что молодежи подсовывали подчас самые старые машины, давали им квартиры медленнее, чем хотелось бы. А вот о несвоевременной выдаче зарплаты, скажу, положа руку на сердце, речи не было никогда. Зарплату выдавали регулярно. Но тем не менее эти проблемы существовали, мы, комсомольские журналисты, помогали их разрешать в меру собственных сил, и, надеюсь, труд наш не был напрасен...
Уже тогда было видно, как постепенно комсомол разлагается. В обкомы комсомола многие уже тогда попадали "по блату", популярной была тема: куда пойти дальше. Если профсоюз считался "кладбищем комсомольских работников", то партийные органы – очень престижно. Время начиналось голодное, буфетом обкома партии с его немудреными на сегодняшний взгляд деликатесами тогда мог пользоваться только первый секретарь обкома комсомола, а остальным секретарям полагался лишь пропуск в партийную столовую. Рядовые работники, а вместе с ними и собкор "ЛС", питались как могли. Я не имела времени, чтобы выстаивать по два часа в очереди за вареной колбасой, поэтому в доме у меня всегда было пусто. А во время командировок в село – понятно, на автобусе, машина комсомольскому собкору не была положена – я не догадывалась что-то купить на совхозном складе. Сейчас при таком обилии продуктов на прилавках вспоминать про все это просто дико.
Помню, как в пургу я забралась в Джетыгаринский район, на самую окраину области. Автобусы не ходили, а возвращаться домой как-то надо было. Каждый первый секретарь райкома комсомола довозил меня на машине до своего коллеги и передавал как "эстафетную палочку". Репортаж в редакцию попал вовремя. Впрочем, еще мой первый редактор Федор Федорович Игнатов, когда мы жаловались на отсутствие машины, на планерках хитро вспоминал: "А как же десять суток шагать, десять суток не спать?.." И мы шагали в буквальном смысле.
Ну а что касается строптивого собкора в Павлодаре, каким, как выяснилось, я оказалась, то примерно через два года моего пребывания там, рано утром в собкоровском пункте, то есть в моей квартире, раздался звонок. Звонил наш редактор Сергей Подгорбунский: "Чтобы завтра была в аппарате".
Так и закончилась моя собкоровская эпопея.
САЛЮТ, ЛЕНСМЕНОВЦЫ!
Не могу не написать несколько слов о коллективе, с которым я работала. Написать обо всех моих коллегах трудно, практически невозможно – "Ленинскую смену" всегда называли стартовой площадкой, с которой начинали свою жизнь молодые журналисты. Кто-то мелькнул в редакции как метеор, кто-то задержался на долгие годы. Я работала с тремя редакторами –Ф.Ф.Игнатовым, С.А. Подгорбунским, А.Н.Корсуновым. И все они были в высшей степени интеллигентными людьми, очень демократичными, за своих сотрудников стояли горой (газетное дело тонкое – от ошибок не застрахован никто). Двери редакторских кабинетов были всегда нараспашку, и редактор зачастую вместо того, чтобы вызвать сотрудника в кабинет, сам приходил к нему. Это все очень важно для существования нормального морально-психологического климата в коллективе.
Вспоминаю Володю Чеглакова – заведующего отделом комсомольской жизни, а потом нашего ответсека. Володя оказался человеком настолько того времени, той идеологии, что, как мне кажется, так и не смог привыкнуть к новой "рыночной" журналистике. Потом на посту ответсекретаря его сменил Валера Огнев, наш поэт – шумный, громкий. О чем он говорил по телефону, знала вся редакция.
В отдел литературы и искусства Милы Герций приходил весь столичный бомонд. Все чаще стали появляться в газете молодые. Как сказала одна моя коллега: «Не успела оглянуться, а я уже наставница». Пришла в газету Верочка Авалиани с ярким художественным мышлением, появилась серьезная Гуля Рахметова, которая через некоторое время стала заведующей отделом комсомольской жизни. Сразу после окончания университета к нам ворвалась как вихрь Женя Доцук, чья публикация "Пацаны" о трудных подростках наделала много шума. Мы с ней открыли полосу "Катюша", и девчонки из разных уголков Казахстана завалили нас письмами о любви.
Мне уже исполнилось тогда 36 лет. Возраст, конечно, небольшой, но мне казалось, что для молодежки я слишком старая, и когда меня пригласили работать в "Огни Алатау" заведующей отделом советского строительства, отказываться не стала. Правда, еще долго говорила: "А у нас в "Ленсмене"... Но это уже совсем другая история.
Что ни говорите, прекрасными они были, наши ленсменовские годы. Как молоды мы были, как верили в себя...
Салют, ленсменовцы!
«Моя Ленсмена», Алматы, 2001 год.